На портале Правмир вышло большое интервью со священником РПЦ МП Александром Востродымовым. В нём священнослужитель рассказал, почему убийство даже ради защиты не проходит бесследно для души. Публикуем фрагменты из этой беседы.
— Вы писали, что в конфликте двух сторон Христос всегда находится где-то посредине и каждая выпущенная пуля летит в Него. Объясните.
— Господь в Евангелии говорит: «То, что вы сделали одному из наименьших Моих братьев, вы сделали Мне». С каждым, кто страдает, вместе страдает Христос. Какое бы зло мы ни делали по отношению к другому, мы делаем зло Христу. И, убивая человека, надо понимать, что я убиваю Христа.
Вот на примере своих детей могу сказать. У меня две дочки. Они ссорятся. Кто-то из них больше виноват, чем другой. Или, не дай Бог, они подерутся. Мне было бы лучше, если бы они ударили меня, и я чувствую, что бьют они как будто не друг друга, а меня — мне это больно. Но если я, будучи отцом не очень хорошим — вредным, нудным, злым, — всё равно чувствую боль своих детей, то неужели вы думаете, что Христос не чувствует боль детей, когда они стреляют друг в друга?
— Что не так с высказываниями, которые сегодня популярны у части нашего общества: «убивать в бою — не грех», «погибший воин попадает в рай, ему прощаются грехи»?
— Древние канонические правила, правила Василия Великого, предписывали на три-четыре года лишать Причастия солдат после войны. Это очень сложный вопрос и очень тяжёлый. Человек сам будет жить с этой болью.
Слово «грех» надо понять. Оно подразумевает рану, которую ты нанёс своей душе.
Если ты пролил чью-то кровь, твоё сердце будет страдать. Можно, конечно, себя оправдать, что совершил подвиг, но для сердца это просто так не пройдёт.
Мой друг в армии случайно в карауле застрелил друга. Прошло уже 20 лет, он говорит: «Даже не представляешь, как мне тяжело после этого. Казалось бы, пора забыть, это случайно произошло: из автомата вылетела пуля — и прямо в сердце, как нарочно. Я до сих пор не могу в себя прийти и не могу себе этого простить, у меня боль на сердце». Хотя он человек не робкого десятка, служил в морской пехоте, сержант, он до сих пор переживает.
Я разговаривал со многими людьми, которые прошли войну — первую чеченскую, вторую чеченскую, афганскую. Мой одноклассник умер во второй чеченской. Друг был в первой чеченской, и он мне рассказывал, что нельзя романтизировать войну. Война — это боль. Война — это зло. Война — это грех. И убийство — это всегда боль.
У меня сосед-спецназовец после Чечни пришёл: он бегал с ножом по улице, ногами берёзу пинал, потом в тюрьму сел. На суде раскидал всю полицию, и ещё целый день за ним гонялись по всему Можайску. Вот последствия. Его душа искалечена. «По плодам их узнаете их». Плод войны — искалеченные души.
— Когда людей рассматривают как аморфную массу и потерю одного уже не считают такой трагичной, стирается ценность каждой конкретной жизни. Что вы думаете об этом как священник?
— Я полагаю, что для Бога ценна каждая человеческая жизнь и мыслить категориями «народ», «страна» — неправильно. Правильно будет понять, что каждый человек — это отдельная вселенная.
Бог не умер за Россию, нельзя так сказать. Можно сказать — за жизнь мира и за каждого человека в отдельности.
А если один человек должен пострадать ради спасения многих… С одной стороны, здесь есть какая-то христианская подоплёка. Был такой короткометражный фильм «Поезд». Железнодорожник переводит стрелки, и перед ним выбор: если сейчас он переведёт стрелку — умрёт его сын, а если не переведёт — погибнет поезд. И он пожертвовал своим сыном. Это, наверное, христианский подвиг. Но жить с этим человеку нужно постоянно.
Жизнь человеческая ценна — даже жизнь последнего маньяка, психопата, убийцы, потому что возможность покаяния остаётся у нас до последнего часа и каждый может спастись и прийти к познанию истины даже на смертном одре. И для Бога это бесценно.
В Евангелии говорится, что на Небе бывает радость о едином кающемся грешнике больше, чем о 99 праведниках, не имеющих нужды в покаянии. Вспомните притчу об овцах, когда одна заблудилась и пастырь пошёл искать её, оставив остальных 99.
— Зло во имя добра и «нашего будущего»… Что вы думаете об этом?
— Как может быть зло во имя добра? «Не будь побеждён злом, но побеждай зло добром», — слова Писания. Я не знаю такого способа, чтобы злом уничтожить зло. Как в анекдоте… «Папа, а если все хорошие соберутся и убьют всех плохих, кто останется на земле?» — «Убийцы».
Помните, у Шварца в «Драконе»: Ланцелот убьёт Дракона и сам станет Драконом. Мы насильно победим зло, но сами станем злом. Грех надо ненавидеть, а грешника любить. А если мы ненавидим грешника, то всё — мы сами стали такими же.
— Совершить насилие, чтобы восстановить справедливость — как вы смотрите на такое?
— А нет на земле справедливости. К нам пришёл Бог, а мы Его распяли — где справедливость? И пытаться здесь навести справедливость — это не то… Любовь выше справедливости.
Всегда важно, что нами руководствует. Пимен Великий говорит такие слова. Если, исправляя человека, порываешься на гнев, то просто действуешь по страсти. Тобой должна руководить боль — не ненависть, не праведный гнев, а именно боль за людей.
— Существует ли внятное понимание того, «с кем Бог»? Когда одни люди считают, что Бог с ними, а с другими Бога нет, что это значит?
— Это пытаются за Бога решать, с кем Он. Бог с теми, кто страдает. Вот я служу в тюрьме. Да, это люди с алкогольной и наркотической зависимостью, они лишены родительских прав, жили в блуде, воровали и так далее. Но я прихожу и вижу, что с ними Бог, они страдают, и они чувствуют это.
Так же на войне — Бог с теми, кто страдает. Когда кого-то угнетают, Бог всегда с угнетаемыми. Он всегда на стороне страдающего — и в каждом конкретном случае. Нельзя сказать, что Бог вот с этим народом или с этим. Нет, Бог не с народом, а с каждым человеком в отдельности. Я против таких обобщений до уровня страны, народа, континента и так далее.
— А что вы думаете о высказываниях «наш народ — избранный, боголюбивый», «наша страна — святая, не то что другие страны и народы»?
— Богоизбранный народ… Ну и в чём наша богоизбранность?
Приняли мы христианство тысячу лет назад — и что поменялось в нашей жизни?
Начало XX века. Случай был такой, одна бабушка рассказывала — она уже, наверное, почила. Когда она была девочкой, в 1918 году, вышел декрет об отделении Церкви от государства. Великий пост, прихожу, говорит, домой, а дома щи с мясом. «Мам, так первая седмица Великого поста!» — «Ты что, глупенькая, дурочка, что ль? У нас же отменили пост. Приезжал уполномоченный, объявил, что Бога нет». Ну это что, богоизбранный народ, который так воспринимал веру?
Есть отдельные люди, а общество в целом — обезбоженное. Есть конкретные люди. Вот Сергий Радонежский был святой, а в то же время полно его современников, которые были откровенными подлецами. Равнять всех вместе? Всё это одна Русь — и подлецы, и святые.