Алистер МакГрат о вере, науке и о том, почему необходимо заниматься теологией
Один из ведущих богословов современности Алистер МакГрат рассказал о том, как вернулся в христианство из «далёкой страны» марксизма и научного атеизма. А также о том, как Альберт Энштейн совмещал науку, религию и этику.
Профессор МакГрат родился в Белфасте (Великобритания) в 1953 году и был крещён в англиканской церкви Ирландии. В 1970-х годах профессор МакГрат изучал химию в Оксфордском университете, прежде чем переключиться на теологию.
В настоящее время он является профессором науки и религии в Оксфорде. Из-под его пера вышли книги «Заблуждение Докинза?: Атеистический фундаментализм» и «Отрицание божественного», ставшие бестселлерами. В них он бросил вызов идеям биолога-атеиста Ричарда Докинза.
Журналисты Christian Today задали профессору МакГрату несколько вопросов:
CT: Вы начали свою книгу («Возвращение из далёкой страны») с заявления: «Я никогда не планировал стать христианским богословом, главным образом потому, что никогда не планировал стать христианином». Что было главным, что привлекло вас к христианству в Оксфорде в 1970-е годы?
АМ: Я был атеистом, когда приехал в Оксфорд, хотя у меня множились сомнения в том, действительно ли атеизм так прост и рациональнен, как я думал. Мои сомнения усилились, когда стало ясно, что мои друзья-атеисты из Оксфорда не в силах доказать, что их верования верны. Постепенно я пришёл к выводу, что атеизм — вопрос веры, а не то, что можно доказать.
Одна из причин моего подросткового атеизма заключалась в том, что я считал Бога совершенно неуместным. Бог был на Небесах; но я был на земле, посреди времени и пространства. Бог не имел связи или присутствия в моём мире и не мог сказать или сделать ничего, имеющего отношение ко мне.
Но мои друзья-христиане в Оксфорде рассказали мне о христианской доктрине воплощения. Я понял, что это меняет правила игры.
Бог не был чем-то далёким и неуместным, но тем, Кто решил войти в мой мир пространства и времени во Христе. Внезапно я понял, почему христиане ставят Христа в центр своей веры.
Если нас спросят, на что похож Бог, мы можем указать на Христа, который показывает нам природу и лицо Бога. Мы можем видеть лицо, а не просто знать характер нашего Бога. Бог подобен Христу, который является «образом Бога невидимого».
СТ: Вы пишете: «Для меня богословие — отражающая среда христианской веры, уходящая корнями в первую очередь в Библию и давнюю традицию верного обращения с этим текстом, а также на практику поклонения и молитвы». Некоторые современные богословы, кажется, ставят себя выше истины, открытой Господом в Библии. Как вы пытались избежать этого в своём служении христианского богослова?
АМ: Для меня Библия — отправная точка богословия и жизни веры. Я читаю Библию в компании христиан на протяжении веков, которые передают нам свою мудрость в своих писаниях, помогая нам понимать Библию и устанавливая связи с тем, как мы думаем и живём.
Богословие — это смирение. Речь идёт о том, чтобы абстрагироваться от идей о Боге, которые мы почерпнули из нашей культуры, и позволить библейской идее о Боге формировать нашу жизнь и мысли.
Вот почему так важно публичное чтение Библии на христианских богослужениях. Это напоминает нам, что мы не придумываем своих представлений о Боге или Христе. Мы узнаём их, читая Библию, а затем пытаемся привести нашу жизнь и мысли в соответствие с тем, что мы там находим.
Для меня богословие — это раскрытие богатства Священного Писания и составление «Большой картины», которая лежит в его основе. Дело не только в сосредоточении внимания на отдельных стихах. Речь идёт о том, чтобы рассматривать их как нити, которые мы можем сплести вместе, чтобы мы смогли увидеть эту общую картину.
Конечно, верно, что некоторые богословы не уделяют достаточно внимания Библии. Но любой, кто изучает историю христианского богословия, вскоре понимает, насколько важна Библия для предыдущих поколений христианских богословов, особенно в первые несколько веков веры. Одной из наиболее распространённых форм богословского письма в то время были библейские комментарии, в которых богословы развивали свои идеи в тесном и постоянном диалоге с Библией. Вот что я пытаюсь делать.
СТ: Что вы можете ответить христианам, которые говорят: «Я считаю теологию скучной. Меня волнует жизненный опыт моей христианской веры»?
АМ: Я полностью понимаю эту озабоченность. На протяжении многих лет многие христиане рассказывали мне, как их отталкивает теология из-за «странного лексикона», её «интеллектуальной интроверсии» и «оторванности от жизни веры». Я точно знаю, что они имеют в виду.
Богословие часто использует язык, который имеет мало отношения к повседневной жизни и кажется далёким от языка Нового Завета.
В лучшем случае теология стремится изложить убедительное видение Бога и жизни, которое лежит в основе нашей веры. Это помогает поддерживать наше поклонение, укреплять в благовестии и углублять нашу личную веру.
Это должно волновать нас, заставляя стремиться глубже погрузиться в нашу веру, узнать больше о ней и о том, как мы можем передать это всему миру. Это то, что мы находим в трудах ранних богословов, таких как Афанасий и Августин.
На протяжении всей своей долгой истории христианское богословие в основном создавалось рефлексивными практиками — епископами и пасторами, стремящимися просвещать свои общины и помогать им расти в своей вере, а также монашескими писателями, заинтересованными в развитии подлинной христианской молитвенной и духовной жизни.
У них есть чему поучиться.
СТ: В своей книге вы рассказываете о том, что в 1970-е годы вы часто задавались вопросом, как можно объединить естественные науки и христианскую веру. Что вы скажете людям, которые утверждают, что христианство и наука несовместимы?
АМ: Это отличный вопрос. Раньше я был учёным в Оксфорде, прежде чем сменил направление и стал теологом. Когда я был атеистом-подростком, я считал, что наука и вера несовместимы. Но я больше так не думаю.
Я бы начал с того, что указал на то, что христианство и естественные науки — разные, но это не значит, что они несовместимы. В конце концов, наука и этика — совершенно разные способы мышления, но это не значит, что учёные не могут серьезно относиться к этике и стараться жить хорошей жизнью!
Альберт Эйнштейн, возможно, самый знаменитый учёный XX века, объединял науку, религию и этику, рассматривая в них различные аспекты своей жизни. Все они были необходимы, чтобы позволить ему понять наш мир и осмысленно жить в нём.
Наука прекрасно помогает нам понять, как устроен наш мир. Христианство сосредоточено на смысле жизни и на том, как нам жить. И наука, и христианство важны, но они разные. Они похожи на две разные линзы.
Настоящая проблема начинается, когда учёный или теолог говорят нам, что они знают всё, что имеет значение, и больше не нужно ничего знать. Мне здесь очень помогла философ Мэри Мидгли.
Она объясняет, что нам нужны разные наборы инструментов, чтобы разобраться в нашем сложном мире, и что ни один из этих наборов инструментов не может ответить на все наши вопросы. Нам нужно использовать эти разные наборы инструментов и найти способ объединить их идеи.
Если мы ограничимся одним набором инструментов — скажем, наукой, — мы получим действительно ограниченное и неадекватное видение жизни. Наука помогает нам понять, как мы, люди, функционируем, и это важно с медицинской точки зрения.
Тем не менее, богословие помогает нам понять наши более глубокие потребности — и это важно с духовной точки зрения, поскольку мы учимся прославлять Бога и вечно радоваться Ему.
По материалам Christian Today