«Молчание» — покаяние Мартина Скорсезе?
После многочисленных гангстерских лент, которые он пачками снимал в 1990—2000-е и которые завоевали ему популярность среди киноманов и кинокритиков, после разухабистой комедийной драмы «Волк с Уолл-стрит», навеянной экономическим кризисом, Мартин Скорсезе возвращается к тематике своей скандальной религиозной трагедии «Последнее искушение Христа» (которая не удалась именно потому, что дерзнула возводить хулу на Христа), вновь создавая неоднозначную ленту о духовных искушениях, испытаниях веры и искании Бога.
Трудно представить себе, что сегодня, когда ИГИЛ (террористическая организация, деятельность которой запрещена в РФ) преследует христиан по всему миру, когда в Европе запрещено ношение нательного креста, когда христианство притесняется по всему миру, такой фильм, прославляющий мученичество во славу Христа, позволили снять. Секрет, видимо, коренится в режиссёрской биографии Скорсезе, которому сейчас позволяют снимать всё что угодно. Тем не менее, ни одна крупная голливудская студия не согласилась продюсировать этот проект, и постановщик ограничился участием мелких студий.
Снимая, как всегда, с размахом — почти на три часа, Скорсезе разрабатывает объёмное повествование, насыщенное блестящими диалогами, напряжённым действием, отличной актёрской игрой, острым психологическим противостоянием персонажей. Правда, монтаж и операторская съёмка с четырёх точек с головой выдает голливудскую систему производства. Прежде всего, стоит отметить хорошее, почти безупречное актёрское исполнение Эндрю Гарфилда, убедительно показывающего духовные метания своего персонажа, его колебания от твёрдой веры до сломленности предательством.
Постановщик ставит проблему духовного предательства, отречения от веры, к которой взывает всё вокруг и внутри тебя, даже твоя собственная кровь, но Скорсезе ошибается, считая, что главное — сохранить веру внутри себя, а отречение — это формальность, ценой которой можно сохранить и свою жизнь, и жизнь других. Если бы это было лишь формальностью, мучители не требовали бы его с такой силой и не казнили бы за преслушание. В фильме, который является ремейком картины Масахиро Синоды, больше всего восхищает твёрдость веры простых людей, неискушённых в богословии, которая оказывается сильнее, чем вера образованных священников. Они осознанно идут на смерть, и — что бы ни говорил антагонист главного героя, священник Феррейра — умирают они не ради человека, которого уважают, а ради Бога.
Сцена падения главного героя снята потрясающе эффектно, Скорсезе использует здесь всё своё мастерство, чтобы создать психологически давящую, мрачную атмосферу: герой ждет ответа от Бога, но слышит лишь голос дьявола внутри себя, призывающий его к предательству, — всё это совершается под одновременный говор двух искусителей, утяжеляющий выбор главного героя. Лайам Нисон, играющий Феррейру, появляется лишь под конец картины, чтобы исполнить роль почти дьявола, призывающего к предательству: священник-отступник, духовно сломленный испытаниями, теперь искушает другого, мятущегося, рефлексирующего священника.
В сценах их разговоров Скорсезе достигает почти брессоновской силы, вызывая в зрительской памяти ассоциации с «Дневником сельского священника». Здесь обнаруживается червоточина рефлексирующего сознания, наполненного сомнениями, которое значительно слабее целостного мышления простых людей, прочного как алмаз. Там, где интеллигент упадёт, простой человек выстоит, в нём больше мужества и стойкости в час испытаний, потому что он не анализирует себя, разбирая по косточкам свои поступки, как это делает интеллигент и интеллектуал.
«Молчание» — лента не столько о молчании Бога, сколько о так необходимом в час испытаний молчании сознания мучеников. Если оно не молчит, терпеливо принимая страдания, а рефлексирует, подвергая всё сомнению, то оно не выдержит и предаст свои идеалы. Именно об этом картина Скорсезе. Поднимая тему христианского мученичества, режиссёр расширяет поле обобщений значительно больше, чем от него ждали, создавая картину о предательстве как таковом и рефлексии как его источнике.
Большого внимания заслуживает фигура Китидзиро, отступника, который постоянно отрекается от Христа, но потом искренне приносит покаяние. В отличие от своих родственников и друзей, крепких духом, он слаб, это своего рода альтер эго главного героя, совершающего отречение лишь один раз, но полностью от этого ломаясь. Герой задаётся вопросом: «Неужели Христос любил таких жалких людей? Вероятно — ведь в них нет зла?» Да, отвечает он сам на свой вопрос, Христос любил их и любит всякого кающегося: как бы ни был постоянен его грех, если он искренне кается, всё ему прощается.
Другое дело, что сам уклад жизни такого человека не меняется, что в вечную жизнь он пойдёт со своими страстями, с греховным укладом своей жизни, с грехом, укоренившимся в нём. Господь всё простит, это правда, но если не делать усилие и лишь на словах каяться, то пользы от такого покаяния для души не будет. Фильм Скорсезе восхищает тем, что показывает амбивалентность духовного преуспеяния: те, кто казался слабыми, выдерживают испытание, оказываются подлинными мучениками, а те, кто храбрился, падают и отрекаются.
Как говорят о главном герое после одного из разговоров: «Он высокомерен, потому обязательно отречётся». Так и оказалось. В фильме показаны ужасающие в своей изощренности пытки, предпринимаемые против мучеников в XVII веке, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что сейчас изобретает ИГИЛ, чтобы добиться отречения. Фильм заставляет нас задуматься: «А на что готов пойти я ради Христа? Готов ли я вынести эти пытки, чтобы не совершить эту, как говорят истязатели, „формальность“?»
К чести Скорсезе, надо признать, что он не ограничивается судьбой одного священника, показывая нам и другой вариант прохождения испытания: второй священник в исполнении Адама Драйвера умирает, пытаясь спасти своих прихожан, умирает достойно, не возводя хулу на Христа, — значит, и для рефлексирующего сознания возможно перенести испытания, но только если сомнения утихнут, уступив место прочной вере, молчанию перед страданиями.
